Санкт-Петербург
– это…
Немного
о смысле написания этого произведения.
В
Питере я не был 10 лет. С тех самых пор, как,
после 3-хлетнего проживания там, моего папу (а
он в Ленинграде учился в Академии) перевели
в Грузию. Куда и мы всей семьёй (я, мама и
сестрёнка) отправились.
Уже
на следующий день после моего отъезда из
города-героя у меня появилось страстное
желание, огромная мечта побывать там снова.
Исполнить
её (не без помощи моих родителей) я смог
совсем недавно. Повезло ещё, что шеф у меня
хороший – отпустил на недельку. Если бы он
этого не сделал, я бы просто на работе
скончался – до такой степени устал.
В
Питере я учился в двух школах – 332 и 385 – но
контакт поддерживал только с одной – с 332
Невского района. Поэтому друзья у меня там
были, и было с кем встречаться. Кроме всего
прочего жила там моя первая школьная любовь,
которая уезжала в течение месяца в Индию и,
если бы я в Петербург не поехал сейчас, я был
просто мог её больше не увидеть…
Конечно
же, это путешествие не смогло бы
претвориться в жизнь, если бы в Питере не
жил мой хороший родственник, Владислав
Романов. Ему огромное спасибо за тёплый
приём.
А
написать я хотел о Санкт-Петербурге разном…
Таком, каком я его видел со всех сторон души
и времени суток. О Петербурге, который стал
для меня третьей родиной.
Что
для меня Петербург?
Петербург
– это…
…это
дорога.
Да,
как театр начинается с вешалки, путешествие
в другой город начинается с дороги. Чаще
всего с железной, так как сейчас это самый
доступный (в отличие от пароходов), удобный (в
отличие от автобусов) и надёжный (в отличие
от самолётов) транспорт.
Но
летом с билетами на поезд творится нечто
несусветное. Так, что забываешь даже о
доступности, удобстве и надёжности.
Мне
повезло и я (с трудностями) покупаю билеты
туда на 24 августа и обратно на 31-е.
Для
тех, кто не знает, из Ульяновска до Питера
идёт лишь один прицепной вагон, плацкартный…
И то, как сказали, спасибо Самаре, что
разрешают прицеплять его к поезду Самара-СПб.
Самое
смешное было, когда я подошёл к поезду,
вагона №21, на котором я должен был ехать в
Питер, не было… А когда дождались, времени
осталось так мало, что давка была
неописуемая. Особенно запомнилась старушка,
явно ненормальная, которая кричала на всех
благим матом и стояла в проходе по одному не
спеша поднимая свои весьма многочисленные
вещи.
С
"сокамерниками" тоже не повезло:
единственные на весь вагон пьяные. Молодой
парень, судя по всему "новый русский" и
его новоиспечённый телохранитель.
Телохранитель не просыхал. Ехали мы две
ночи и день. За это время было ими выпито три
бутылки водки. И в основном этим вот "бодигардом".
Он
дважды падал с нижней койки. Причём так, что
голова его оказывалась под боковушкой.
Второй раз – под столом "купе". А он ещё
собирался на верхнюю полку.
Вообще,
вёл он себя агрессивно. И, если бы не его "подопечный",
судя по словам телохранителя, он бы нас уже
порезал, забил до смерти, показал и много
ещё чего сделал. При этом половина этих
ужасных описаний была на матерном языке.
Позже
оказалось, что ребята эти вполне неплохие.
С
нами ехал ещё мужик с огромедными (с
дипломат) выключателями, которые "новый
русский" очень хотел поставить себе
домой. А на боковушке ютилась девчушка лет
14-ти. Я не представляю её ужас, когда она
села в поезд рядом с купе, в котором ехали
одни мужики, половина из которых была
пьяной. А ехала она одна. (Смелые родители!)
На
первых порах, когда у меня было несколько
негативное отношение к своим сокупейникам,
я общался, в основном, с ней, отгораживая её,
по возможности, от заговариваний "нового
русского", на что он однажды сказал: "Да
ты чё! Мне за неё дадут больше, чем я вешу!"
В результате же, на следующий день езды, они
очень хорошо подружились, меня девчушка
стала игнорировать и общалась с "крутым"
товарищем, слушая на пару, по наушнику на
ухо, мой (!) плеер…
Каждый
из нашего купе (кроме меня, само собой
подразумевающего это) подошёл к ней и кто
один, а кто несколько раз на дню, повторил,
что порвёт любого, кто к ней пристанет… В
результате, Ира, а именно так звали девочку,
ехала в окружении 4-х телохранителей…
Расставались
мы все уже друзьями, обещали помогать друг
другу, если что…
Обратно
я ехал во вполне спокойном купе, с двумя
семьями: одна – бабушка, дедушка и вполне
симпатичная внучка (на которую я, однако, не
сильно обращал внимание по ряду причин,
изложенных в рассказе гораздо ниже), другая
– милая религиозная военная семья, где он –
артиллерист, а она – беременная жена
артиллериста.
Вся
дорога могла быть названа просто пиром духа,
если бы не сосед-пьяница (ну и здесь их не
избежать было!), который шатался по вагону,
иногда падал на лежащих спокойно людей. И с
верхней полки тоже. При этом два раза. Один
раз удачно. Второй раз – разбив стакан. Вёл
себя неспокойно, разговаривал сам с собой,
сильно матерился (видимо, собеседник не
очень нравился)… В результате наш сосед
военный попытался его усмирить, но на него
набросилась проводница, защищая пьяницу.
Мотивировала она свою защиту жене
артиллериста тем, что "Ваш муж тоже может
быть пьяницей" – "Мой муж никогда не
будет таким!" – "Ой, не зарекайтесь, ой,
не зарекайтесь!" В общем, кричала она
порядочно. Ну это и понятно, после того, как
они там сами "квасили" в купе
проводников, само собой разумеющимся стало
то, что находящегося в похожем состоянии
мужика ей захотелось выгородить.
Закончилось
это тем, что мне пришлось включить свой "административный
ресурс", сказать свою должность и
призвать проводницу к порядку и выполнению
своих прямых проводницких обязанностей.
Как
ни странно, это подействовало. И проводница
переключилась на пьяницу. Правда я всю
дорогу боялся, как бы мне кто канделябром по
башке не дал… Конечно же, случайно…
Если
прослеживать сам путь, то ехали мы
интересно: выезжали из Ульяновска на поезде
Челябинск-Москва. В Инзе нас перецепляли к
поезду Самара-СПб. Дальше мы шли по маршруту
Саранск – Арзамас – Нижний Новгород –
Иваново – Ярославль – Санкт-Петербург. В
общем, очень интересное путешествие почти
по "Золотому кольцу".
Стояли
также в Новках-2, почти в лесу, куда
пассажиры поезда - жители города - выходили
подышать действительно чистым воздухом…
Дети бегали и восхищались муравейниками,
брусникой, цветочками. В общем, "Паровозик
из Ромашкино" получился.
В
Ярославле я вышел специально, дабы подышать
Ярославским воздухом и ступить на
историческую Ярославскую землю.
В
Иваново попытался найти невест. Не
получилось. Неприветливо встречало Иваново
наш поезд и туда, и обратно.
В
Нижнем Новгороде, не смотря на то, что там
так же, как и в Питере, проживает много моих
знакомых, никто меня встречать не пришёл,
хотя я и приглашал… Жаль. А я ждал…
В
общем, хороший это вагончик – "Ульяновск
– Санкт-Петербург"!
…это
север.
Хотя
ехал я на север, погода не сильно отличалась
от Ульяновской, что меня сильно удивило.
Да,
в Питере влажно.
Да,
ветер холодный.
Да,
я там заболел (но это скорее от ночных
прогулок и укрывания курткой родного плеча).
Лишь
последний день, отвечая моему настроению,
был пасмурен и дождлив…
…это
люди.
Да,
люди в Санкт-Петербурге особенные. Что-то в
них есть такое, чего нет в других городах.
Это даже не объяснить словами!
В
первый же день я поехал в Петергоф, благо
погода была хорошая и праздник некий в
Петергофе намечался.
На
вокзале (а ехал я на электричке)
разговорился с бабушкой, которой идёт уже 87
год (она по секрету сказала, что всё это от
уринотерапии, в смысле – здоровье хорошее).
Она оказалась депутатом
Совнаркома первого созыва. При этом
гражданской хранительницей Петергофа.
Охраняет она его написанием писем с
просьбами: убрать сухостой, подстричь газон,
посадить новые деревца, собрать бисерную
решётку, восстановить обшественные туалеты
и многое-многое другое…
Провела
она меня старыми тропами, показав
заброшенную дубовую аллею Петра Первого.
Она разговаривала с деревьями и они
отвечали ей приветствиями. Одно дерево,
большой серебристый тополь, символизирует
для неё её ушедшего, облучённого на
атомоходе "Ленин", мужа. Проходя, она
ему говорит: "Привет Миша! Перестройка
всё развалила! Вовремя ушёл. Всё, пока!" С
радостью она машет двум лиственницам-сестричкам,
которые сливаются в одно, если на них с боку
смотреть.
Она
показала мне секретные тропы… Рассказала
тайны Петра Первого… Хвалилась, что в день
она проходит до 10 километров. Хотя патриарх
такой путь проделывает только в выходные
дни…
Мне было очень жаль
расставаться с этой милой бабушкой, которая
в своей жизни повидала столько, сколько не
могут рассказать даже 300-тлетние дубы… Люди
ведь не дубы. Они живые.
В Питере я заметил это
ещё на одном примере: когда я сел на
маршрутку за 10 рублей и она увезла меня в
противоположном направлении (спутал номер),
водитель вернул мне десятку и подсказал, на
чём ехать туда, куда мне было нужно.
Любой город – это люди.
Люди – это его душа.
…это
иностранцы.
Да, уж чего в Питере хватает, так это
иностранцев. И я это не о базарах, где царят
известно кто. И не об электричках, где царят
цыгане. Тоже, своего рода, иностранцы.
Нет, много в Петербурге
иностранцев из мест отдалённых. Уши ловят
речи английские, французские, немецкие,
испанские и вообще неизвестно какие
наречия и диалекты. Бабушки и дедушки в
шортиках на второй день уже перестают
привлекать внимание приезжего. Они
вписываются в пейзаж Питера, как
иностранные Сфинксы на берегу Невы.
Тщетно пытаются они
объясниться на своём для некоторых ломаном
английском с продавцами пиццы. Некоторые не
могут понять даже языка администраторов
интернет-салонов. Ну, правильно: те
разговаривают в основном на своём
электронном английском, который трудно
понимаем пожилыми американцами. Пришлось
даже однажды помочь. Это ведь так трудно –
сказать американцу, что "уан минэт из уан
рубл".
К экскурсионным
автобусам подскакивают продавцы,
обвешанные советскими пилотками, значками,
матрёшками и так далее. Иностранцы, как рыбы
клюют на эту наживку…
Когда же я бродил по
выставке восковых фигур в Петропавловской
крепости, женщина-экскурсовод так
интересно рассказывала истории из жизни
иноземцев, что я даже подумал, что ей стоит
выступать на сцене… Она рассказывала, что у
неё есть болезнь: каждый день без пяти
двенадцать она выходит во двор
Петропавловки и наблюдает за иностранцами.
Ну у них, как всегда, улыбка до ушей: "чиз",
"плиз". Правильно, в карманах доллары
шуршат… Но когда в двенадцать часов
раздаётся грохот пушки, они бросаются в
рассыпную, накрываются с головой своими
куртками… "Аааа! – говорила она,
многозначительно погрозив пальцем. – Не
спокойно им у нас!" И такой заряд
патриотизма просыпается в душе сразу!
А вообще, в Питере в
музеях и театрах цены для иностранцев в 10
раз выше, чем для наших. Это называется
льготами (для россиян)…
Так что – россиянам в
Питере полегче… всё-таки это наш город!
…это
музеи и театры.
Этого там хватает. И, как я уже говорил,
каждому билеты по достатку. То есть
иностранцу – 300, нашему – 30. Рублей, конечно…
Эрмитаж до сих пор
блистает во всей своей красе. Походил я там
минут 40, после чего шарики зашли за ролики…
Ну просто не умещается вся информация в
голове… На экскурсиях говорят, что все
экспонаты можно посмотреть за 11 лет,
затрачивая на каждый экспонат по 1 минуте 8
часов в день. Но для этого надо жить в
Петербурге.
Одним из немногих
музеев (если не единственный), который
работает бесплатно, - это "Аврора"… Она
теперь на вечном приколе…
Зашёл я и в Летний сад.
Как ни странно, вход в него платный. (Пушкин
про это не знал!) Но атмосфера, видимо,
сохранилась та же… Я сидел на скамейке и
вдыхал воздух, которым дышал великий поэт и
вбирал в себя энергию творца… Который
называл этот сад своим огородом, в который
он ходит в домашней одежде…
Петропавловская
крепость для меня была открытием: не был там
ни разу, поэтому взирал на всё с детским
восхищением. Один лишь раз мне было не по
себе: когда сидел на койке в камере за
столиком… И меня, кстати, тогда
сфотографировали… То же самое ощущение
было у меня у шемякинского памятника
жертвам репрессиям: на берегу Невы напротив
"Крестов" четыре камня как часть стены
и крест в проёме между ними как часть
решётки… И каждый мог посмотреть в этот
проём и почувствовать себя на месте тех, кто
смотрел на Неву в последний раз… И кусок
колючей проволоки, как кусок жизни…
Музеи все не обойти…
Да Петербург и так весь
– один единый музей…
…
ремонт.
Скоро Питеру будет 300. В этом смысле он
младше Ульяновска.
Но главное – грядёт
великая дата и Петроград переодевается,
прихорашивается…
По Невскому не пройти –
тротуар разобран. На дома не взглянешь –
под маскировочной сеткой, под которыми леса.
Экскурсию не посмотришь – от экскурсовода
только и слышишь: "Вот здесь шпиль
Петропавловки, но он на реконструкции…
Здесь красивый фасад музея – но он под
лесами…" И так всё время… И я даже
перестал удивляться.
Хорошеет Питер…
Хорошеет…
…
техника.
Радость приносили такие новшества, как
самооткрывающиеся двери в магазинах.
Смешно было читать табличку на дверях
Пассажа "Двери вращаются сами".
Грустно было платить 63 рубля за 25 тарифных
единиц телефонной автоматной связи и
видеть, как каждая единица сжирается за 30
секунд… Интересно было использовать
карточку в метро, ощущая как автомат
выхватывает её у тебя из рук и потом нервно
выплёвывает. Удивительно было видеть себя
на экране монитора компьютера в витрине
магазина с надписью: "Посмотри на себя в
Интернете в режиме потокового видео".
В остальном же… Питер –
не только техника… Не столько техника…
…любовь.
Да, любовь… Ожидаемая и неожиданная.
Простая и сложная. Возможная и невозможная.
Возможную любовь я
стремился встретить все 10 лет, пока я не был
в Питере. Моя одноклассница… Моя первая
трепетная детская любовь, которую не видел
с самого 5-го класса и с которой не терял
контакта все эти годы… Уже замужем, уже
есть ребёнок…
Поймал я её перед самым
её отъездом в Индию, родину мужа. Зашёл
домой, но мне никто не открыл.
Стук
сердца, гулкий такой, раздаётся вместе со
звонком по подъезду, но – тишина. Звонок.
Тишина. Никого. Обидно…
Розочке в моей руке
плохо… Она, бедная, неймётся, рвётся из рук…
Я её оставляю у двери, прикрепляя осторожно
к звонку…
Возвращаюсь через два
часа. Уже не стараясь сделать сюрприза.
Позвонив заранее, предупредив. Возвращаюсь,
а роза лежит потерянная у двери. Обидно…
Упала или бросили?.. Нежно её поднимаю,
немного отряхиваю, прижимаю к груди: "Кто
же тебя так?"…
Дверь открывает сама
Маша. Ничуть не изменилась… Хоть и 10 лет
прошло… Такая же симпатичная с хитрой
улыбкой на лице. В душе всё
переворачивается, но как себя вести в такой
ситуации - не знаю: бросаться на шею с
поцелуями – как-то неприлично (всё-таки
столько лет прошло), показывать полное
отчуждение – ещё хуже (всё-таки не чужие, а
хорошие, верные друзья)… В результате
смешиваюсь и представляю из себя смешное
зрелище неуклюжего смущённого парня,
который лепечет о чём-то совершенно
постороннем… Мы пьём чай, разговариваем о
жизни… И я начинаю ощущать, что всё то, что
мучило меня все эти годы, все сны и желания,
все рвения и старания уходят сами по себе
куда-то в небытие. Да, она симпатичная
девушка, она мой хороший друг. Но я понял,
что от той детской любви, от того чувства
ничего не осталось… Только роза…
Брошенная ею по недоразумению у двери. Она
просто ошиблась, от кого она, эта роза…
Мы остались друзьями.
Верными. Крепкими.
Но влюблёнными друг в
друга нам уже не быть…
Любовь другая пришла
нежданно-негаданно… Внезапно… От куда не
ждали…
Из всех найденных мною
одноклассников (а все найденные были
одноклассницами), очень я рвался поговорить
с одной из них – Таней… Не знаю, что меня
так к ней несло… Предчувствие ли, обычное
желание повидать давнюю знакомую. В школе
мы особо дружны не были. Но я ни с кем и не
ругался там, в моём любимом 5-м "В" 332
школы…
Случайно я узнаю, что
работает она недалеко от того места, где я
временно обитаю…
Захожу с волнением в
этот магазин, от волнения дёргая ручки
дверей в противоположном от верного
направления… Долго хожу по этому бутику,
разглядывая краем глаза лица и визитки
продавщиц… Глаза мои лезут на лоб от цен на
одежду в Питере (но это отдельный разговор),
но всё-таки не находят Тани среди этих
джунглей из галстуков, брюк и пиджаков…
Спрашиваю у одной из
девушек-консультанток о местонахождении
моей бывшей одноклассницы и с
неудовольствием понимаю, что она будет
только завтра… Ухожу, загадочно
прикладывая указательный палец к губам: "Не
выдавайте меня!" Ведь Таня как раз не
знала о моём приезде точно.
Но Терляева так не
отведёшь от линии судьбы.
На следующий же день,
опять с розой, но уже нормально открывая
двери, я ступил в магазин… Провёл взглядом
по лицам и… Перед глазами встала
фотография моего класса… Среди
одноклассников маленькая симпатичная
вертлявая девочка с милым веснушчатым
личиком…
Как
она выросла, но как она всё-таки осталась
такой же… Такой же чудесной девочкой. На
которую наложили свои отпечатки ступни
тяжёлые времени, но которые не добрались до
её души, сохранили её поразительную улыбку,
нежно обошли маленький симпатичный носик…
Да,
в её поведении сквозят взрослые черты. Но
казались они чем-то таким надутым,
надуманным…
В
её словах снуют слова-паразиты… Но и они не
портят общего впечатления…
Она
такая не моя… И такая мне родная…
"Здравствуйте…"
– говорю я как можно более непринуждённо,
проверив свою догадку о том, кто это, глянув
краем глаза на визитку.
"Здравствуйте…"
– отвечает она, морща свой лобик, усиленно
вспоминая, где она видела моё лицо.
"Приятно
познакомиться, Максим Терляев!" – я
протягиваю ей руку и она автоматически её
жмёт. Лицо её тут же просветляется, она
улыбается своей поразительной, присущей
только ей улыбкой и выходит ко мне из-за
прилавка… Она - первая и единственная, кого
я обнимаю в Питере… И кого я потом обнимаю с
любовью ещё много раз…
Мы
говорим… Слишком долго для разговора с
продавцом-консультантом в магазине
фирменной одежды… Роза находит свою
настоящую хозяйку, которая не выпускает её
из своих рук ни на миг… И далее, когда ещё
после одной розы я дарю ей обычный букетик
полевых цветов (просто стали заканчиваться
деньги), она не выпускает и их из рук, пусть
они за ночь и вянут, превращаясь в обычный
веник, она несёт их с нежностью и с
гордостью… Настоящее спасибо ей за это мне
никогда не сказать… Просто не получится…
А
после разговора она непринуждённо
приглашает погулять с ней после работы… Я
не ожидаю этого и даже не думал об этом… Но
всё получается так обыденно, в порядке
вещей. И я, конечно же с удовольствием,
соглашаюсь… И вечером я провожаю её домой,
благо она живёт достаточно далеко от работы
(для меня благо)…
Мы
идём с ней по остывающей замерзающей улице
Питера и я накидываю на неё свою куртку. Она
робко говорит: "Да мне не холодно…" –
"А я не верю…" – шепчу я. Её ответ меня
поразил и звучит в моих ушах до сих пор: "И
правильно делаешь…" И правильно делаешь…
Таких слов я не слышал ещё ни от одной
девушки. С этими словами я действительно
чувствую себя мужчиной. А не приставкой… Не
игрушкой… Не чужим…
Я
иду по проспекту, обнимая её, пытаясь
согреть через куртку ещё и своим теплом,
наполняясь большим и светлым чувством. А
она не отталкивает меня, не выпендривается
по типу "ах, не надо…", "я так не
люблю", "отстань"… Как это делало
большинство моих прошлых знакомых…
Я
иду и думаю: причина в том, что Питер - одна
из столиц, или причина в том, что Тане я
нравлюсь так, как не нравился ни одной из
девушек?..
Перед
её дверью я её обнимаю: "Ты будешь самым
светлым моим воспоминанием о Санкт-Петербурге!"
Она меня не отталкивает: "Я рада, что хоть
кому-то принесла счастье…"
Мы
договариваемся поехать на ночную обзорную
экскурсию по городу.
Я
целый день бегаю по Питеру, выбирая ей
подарок на день рождения, такой подарок,
который бы остался с ней навсегда, говорил о
моих чувствах и действительно был более-менее
ценным. Я его нахожу… После долгих мук
выбора…
Но
когда мы стоим на берегу Невы, я сзади
крепко её обнимаю, большие корабли
проплывают под разведённым Дворцовым
мостом, мой подарок оказывается просто
чудесным дополнением к этому пейзажу… В
такой романтической обстановке я беру её
руку и надеваю на её пальчик серебряное
кольцо с тремя камушками, заблестевшими в
свете иллюминации Зимнего дворца.
А
дальше… А дальше короткий, но
запомнившийся на всю жизнь поцелуй в губы…
И, как подарок мне, её тепло всю дорогу… Что
может быть приятней для меня, чем ощущение
головы милой душе спящей девушки у себя на
плече… Что может быть для меня чувственней,
чем разбудить её своими поцелуями, пусть
это и будет происходить в тёплом метро, из
которого надо выходить на сырую промозглую
улицу…
Эта
ночь становится для меня самым большим
впечатлением от Петербурга, которое мне
подарила моя Таня…
И
Питер разводил свои мосты,
Огнями
разноцветными пылал…
В
моих руках чуть вздрагивала ты,
А
я тебя всё крепче обнимал.
Тепло
твоё у ледяной Невы
Я
принимал, немой, бесценный дар,
И
сердца твоего любой удар
Я
закрывал от ветра синевы…
Жаль
лишь, что сказка так быстро заканчивается…
И
уже на следующий день наступил тяжёлый,
страшный день отъезда… Нетрудно
представить, что я испытывал перед отъездом…
Ехал
я в поезде в шоковом состоянии: от
разорванной на две части любви и от
перемены, случившейся с моей Мечтой… А что
Она ещё могла сделать и сказать? Сказать,
что будет ждать меня всю жизнь? Банально и
неправильно… Сказать прямо, что меня не
любит? Значит сказать неправду… Попросить
меня остаться? Она знает, что это бесполезно…
Попросить взять её с собой? Это её родной
город, столица… Здесь её друзья, работа,
родственники. Так сказала она мне, когда я
сам предложил этот вариант…
Я
любил тебя?.. Да, краса…
И
в глазах я ответ читал.
Я
тебя лет 13 знал,
А
за 72 часа
От
задорных веснушек я,
От
надрывного голоса
И
от глаз, где живут небеса,
Стал
безумен, любимая…
Ты
прости меня, что запал
В
душу я тебе, проходя,
Чувства
нежные бередя…
Но
я этого и не ждал…
Ты
меня не вини, мой бог:
Я
был чувству и сам не рад,
Покидая
наш Ленинград
Под
напевы железных дорог…
Уезжал,
в стук колёс твердил:
"Я
любил тебя… Я любил…"
Таня
пришла на вокзал за 30 минут до отправления
поезда. Всё, что в ней осталось от Той моей
девушки – это глаза и веснушки… Холодность
царила в её движениях, улыбках, разговоре…
Она рассказывала о том, что собирается
замуж, что у неё всё в порядке…
Рассказывала и отводила глаза… Резала мне
душу словами о ком-то другом, а у самой где-то
в глубине сидела боль… Она не поцеловала
меня в губы. Я сам вернулся от самой двери
вагона и всё-таки подарил ей последний
поцелуй… Она не осталась ждать отправления
поезда. Сразу ушла. Я знаю, почему… Она не
хотела причинять мне боль своим чувством…
Своими слезами…
Она
сделала всё, чтобы показать, что я ей
безразличен… Но палец её предательски
обнимало моё кольцо…
"А
я тебе не верю, Татуся моя…" – шепчет моя
душа.
"И
правильно делаешь!" – отвечает мне её
далёкий-далёкий голос.
Молчаньем
скован Петербург уныло,
Дрожит
мой голос, лёд в твоих словах,
Ты
говоришь о том, что с вами было,
Я
говорю о том, что видел в снах…
В
глазах твоих усталость пробужденья
От
сладкой сказки, вспыхнувшей на миг,
Сложились
руки в позе отчужденья,
Чтоб
в душу я случайно не приник…
Глаза
отводишь… В зеркала не взглянешь,
Что
там таится, просто не понять:
Быть
может, помнить скоро перестанешь,
Быть
может будешь ждать меня опять…
Хотя,
да что тут, в общем, притворяться,
Я
понимаю смысл твоих речей,
Ведь
в Петербурге мне нельзя остаться,
Среди
мостов, музеев и ночей,
И
ты женой не станешь декабриста
И
не поедешь на восток со мной.
Я
понимаю: полюбить туриста
Не
может быть заветною мечтой.
Но
почему пронзительное горе
Меж
слов твоих я по губам читал
И
слёз зубами стиснутое море
В
молчанье глаз холодных замечал?!
1-2.09.2001